От того, что было, к тому, что стало
XV - XVII века

Обычно поводом для подозрений была зависть соседей, подданных или родственников. Зачастую хватало одних только слухов; впрочем, иногда в суды поступали и соответствующие заявления (почти всегда анонимные). В обоих случаях судьи, согласно действующим законам, были обязаны проверить, достаточно ли этих подозрений для предъявления обвинения. Оно могло быть предъявлено на основании «Уголовно-судебного уложения императора Карла V» (так называемой «Каролины»), вышедшего в 1532г. В нем было четко описано, какие подозрения являются достаточными для обвинения в колдовстве или ведовстве. Впрочем, соответствующая статья 44 была такой расплывчатой, что для предвзятого судьи не было ничего проще, чем, опираясь на самые вздорные наветы, начать судебное разбирательство. Не могло помочь и то, что «Каролина» призывала судей быть особенно осмотрительными. Разве причиной доносов не могли стать пустое тщеславие, личная неприязнь, зависть, ревность или суеверие? У судей всегда находились веские доводы по поводу любых возникающих сомнений: ведь сделка с Дьяволом суть «преступление исключительное», а в таких делах достаточно одних только слухов. Опираясь на слухи, многие фанатики привлекали в качестве свидетелей обвинения даже детей, преступников и душевнобольных. Те же, кому посчастливилось избежать доноса, тоже пребывали в страхе, ибо в любую минуту могли быть обвинены по чьему-либо свидетельству (некто мог припомнить своих так называемых сообщников под пытками). Ведь, по мнению охотников за ведьмами, члены дьявольской секты регулярно встречались друг с другом на игрищах или шабашах, а потому должны были знать, кто еще из живших неподалеку был с ними заодно. Эти сведения выдавливались из них во время допросов с пристрастием, то бишь под пытками. Так судебные протоколы быстро заполнялись именами упомянутых безвинных людей, которым, в свою очередь, приходилось выдавать своих сообщников, и так далее. Противники охоты на ведьм вновь и вновь выступали с резкой критикой этих безумных деяний. Но «благочестивые» охотники не позволяли сбить себя с толку. Они были убеждены, что Бог - и это было главным их оправданием - не может допустить, чтобы «дьявольское отродье» своей клеветой несло горе невинным людям. 

Ведовские процессы обычно начинались с молитвы. В то время как все присутствующие коленопреклоненно слушали монаха, читавшего молитву, другой кропил обвиняемую святой водой. На переднем плане видны приготовленные розги и.другие орудия пыток. На стене висит позорное одеяние, в которое вскоре предстоит облачиться обвиняемой и в котором ее будут пытать.
В колдовстве обвиняли преимущественно женщин. Ведь в христианском мире, где главенствовали мужчины, женщины считались существами низшими: слабыми, ветреными, неверными, тщеславными, болтливыми и падкими до любого соблазна, что делало их законной добычей Дьявола. «Нет чуда в том, - говорится в «Молоте ведьм», - что еретичеством ведовским паче осквернены жены, нежели мужи». Таковы были убеждения охотников за ведьмами, согласно которым они и действовали. Впрочем, число мужчин, обвиненных в распространении колдовства, также постоянно росло. При этом колдунов (друдов) чаще отыскивали в городах, нежели в селах. В колдовстве обвиняли даже детей: с конца XV в. непрерывно росло число детей, которых бросали в темницы как участников ведовской секты, допрашивали, пытали, отправляли на казнь. За этим крылось представление о том, что родители-колдуны, отправляясь на шабаш, берут с собой малолетних детей, дабы препоручить их Дьяволу. К тому же дети могли случайно проболтаться о чем-нибудь.
Так, двенадцатилетний мальчик, арестованный в 1665 г. в южнонемецком городке Ройтлинген, постепенно «выдал» 170 членов дьявольской секты. Сначала ведовские процессы проводила инквизиция. Таким образом, первыми судьями были лица духовного звания. Однако во второй половине XV в. сопротивление инквизиции в Центральной и Западной Европе стало усиливаться, и в конце концов она была вынуждена покинуть эти страны и перебраться в Испанию и Италию. Однако на этом охота на ведьм не кончилась,  вести ведовские процессы стали светские суды.
Государства, расположенные к северу от Альп, активно способствовали этому, внеся в свои уголовные законодательства наказание за ведовство. Итак, в существовании сделки с Дьяволом, шабашей и порчи никто уже не сомневался. Передача подобных дел из церковных судов в ведение светских имела одно важное следствие, повлиявшее на распространение одержимости ведовством: отныне все зависело от отношения правителя той или иной страны к демонологии и от того, как он оценивал опасности, которые могло навлечь на его страну «проклятое ведьмино отродье». Ведовские процессы основывались на методах инквизиции. Таким образом, судьи могли не дожидаться, пока отыщутся свидетели обвинения, а, напротив, зорко следить за происходящим вокруг и незамедлительно действовать, стоило им узнать о чем-нибудь подозрительном. Соответствующие местные законы определяли, на что следовало обращать внимание. С 1532 г. на территории Германии действовали положения так называемой «Каролины». В них определялось отношение к возникшему подозрению, требования к свидетелям, рекомендовалось не забывать о добром имени обвиняемого, определялось, сколько времени его пытать и какие орудия должно при этом использовать. Но на практике положения эти не соблюдались по следующей причине: сделка с Дьяволом, шабаш и другие мерзкие преступления, творимые ведьмами по наущению Дьявола, наносили такое оскорбление Господу и были так опасны для окружающих, что здесь позволительно было говорить о «преступлениях исключительных». А «исключительные» преступления оправдывали и любое исключение из правил. В таких случаях следовало прежде всего ужесточить пытки и применять их до тех пор, пока обвиняемый не расскажет всей правды. В таком толковании закона укреплял судей и «Молот ведьм», ибо авторы советовали обходить запрет на повторное применение пыток, называя его просто «продолжением». Судейская предвзятость и использование подобных методов не оставляли большинству обвиняемых никаких шансов. Если же предполагаемую ведьму все-таки оправдывали, то происходило это лишь потому, что не все судьи были ослеплены демономанией. Но даже оправдательный приговор выносился не из-за того, что была доказана невиновность обвиняемого, а лишь за недостатком улик. Едва только возникало подозрение или поступал донос, соответствующее судебное ведомство начинало предварительное дознание. Опрашивались свидетели, тайно выведывались сведения о репутации обвиняемого, его образе жизни. Если судьи укреплялись в своих подозрениях, следовал арест. Арест повергал любого обвиняемого в настоящий ужас, ибо тюрьмы в те времена были совершенно темными, сырыми, холодными и полными нечистот. Солома и лужи на полу кишели мышами, крысами и насекомыми. Зачастую на все время следствия узников заковывали в кандалы. Особенно тяжело приходилось арестованным женщинам. Они были абсолютно беспомощны перед домогательствами своих надзирателей и нередко подвергались насилию. Большинство судей сознательно пользовались этим тюремным террором, чтобы еще до начала процесса сломить волю обвиняемых и лишить их сил. Первые допросы проходили по заданной схеме. Было принято начинать допрос с церковного обряда. В это время творилась молитва во спасение души обвиняемой или ей на шею вешали ладанку с реликвиями. Затем следовали бесконечные настойчивые расспросы: где, когда, как ей довелось сговориться с Дьяволом? каким образом, как часто она отдавалась ему? сколько раз гостила на шабаше? что происходило на шабаше и кого она там видела? где и как вредила она своими колдовскими чарами? и так далее... Если «доброе дознание» результатов не приносило, суд переходил к следующему этапу - «устрашению словами». Для этого обвиняемой показывали орудия пыток и поясняли их назначение. Не помогало и это - приступали к «устрашению действием»: палач надевал на нее орудия пыток, слегка завинчивая и затягивая их, дабы она уяснила, что дело принимает серьезный оборот. Если же и теперь она продолжала упорствовать, ее подвергали испытанию и допросу с пристрастием.
На многих ведовских процессах одной из задач следствия был поиск определенных примет, по которым легко было распознать ведьм. Одним из испытаний было «испытание водой» (называемое также «купанием ведьм»). Для этого палач крепко связывал руки и ноги обнаженной женщины, обвязывал ее тело веревкой и сталкивал в воду. Если она всплывала на поверхность, - а так происходило с большинством, - то признавалась ведьмой, ибо вода, стихия чистоты, не принимала ее. 

Испытание ведьмы — «ведьмино купание», при котором палач сталкивал связанную жертву в воду. Илл. Акилле Пикко

Осмотр ведьмы — поиск «ведьминой отметины». Илл. Акилле Пикко

Другим испытанием был поиск «ведьминой отметины». Считалось, что Дьявол метит своим знаком всякую спутавшуюся с ним ведьму. Этот-то знак и разыскивали судьи. Чтобы не просмотреть его, обвиняемой обривали голову и тело. Стоило только отыскать какие-либо подозрительные участки кожи, например пигментные пятна, как палач прокалывал их иглой. Если подозреваемая не чувствовала при этом боли или у нее не выступала кровь, считалось доказанным, что пятно это и впрямь «ведьмина отметина».
Безошибочным способом распознать ведьму считалось также «испытание плачем». В «Молоте ведьм» это испытание рекомендовалось судьям как особо надежное. Считалось, что ведьмы не могут проливать слезы, «верный знак, предание о коем дошло до нас от мужей, заслуживающих доверия». Женщина, которая не плачет даже под пытками, наверняка является ведьмой. Однако если она заплакала, то никак не может считаться невиновной, ибо «пути Господни неисповедимы» и к тому же плачет-то она под пытками.

В то время как обвиняемая на пыточной скамье кричит от страшной боли, судьи бесстрастно сидят в соседней комнате и беседуют, будто их это не касается.
Пыткам на ведовских процессах отводилось главное место, ибо лишь благодаря им охотникам за ведьмами удавалось выжать из обвиняемых те безумные признания, которые впоследствии должны были служить подтверждением церковных бредней о Дьяволе, сделке с демонами и сатанинских чарах. Продолжительность пыток и их суровость определяли исключительно судьи. В статье 58-й «Каролины» говорится: «... проводить ли допрос с пристрастием (то есть под пытками), смотря по подозрению, часто, долго или коротко, сурово или не слишком, решать доверено судье доброму и разумному». Многие инквизиторы были отнюдь не добрыми и разумными, а суеверными и фанатичными людьми, видевшими во всем угрозу христианской вере и потому с особой строгостью преследовавшими «сатанинское ведьмино отродье». Последствия этого для обвиняемых были поистине ужасны. Ведь колдовство считалось преступлением исключительным, и потому на большинстве ведовских процессов пытки были более жестокими и длительными и применялись по многу раз. Соответственно велико было и число тех, кто в руках своих мучителей лишался чувств, умирал или кончал жизнь самоубийством.
Однако это не не только не останавливало фанатиков-судей, но, напротив, считалось еще одним доказательством коварства нечистой силы. Ведь они считали, что те, кто лишился под пытками чувств, были усыплены Дьяволом, решившим спасти их от допроса. Умиравшие под пытками или совершавшие от отчаяния самоубийство были вовсе не жертвами суда, а все теми же жертвами Сатаны, отбиравшего у них жизнь. Иезуит Фридрих Шпее фон Лангенфельд (1591 - 1635) резко клеймил это судейское безумие. В своем знаменитом полемическом трактате «Предостережение судьям, или О ведовских процессах» (вышедшем впервые на латинском языке в 1631 г.) он обвинял инквизиторов в том, что они сами расплодили такое количество ведьм. Ведь ни один человек не может устоять под их пытками. Невинный скорее признает себя виновным, нежели вынесет подобные муки. И доведись им испытать такие страдания, они сами, благочестивые обвинители, признали бы себя колдунами. Не хотелось ли им когда-нибудь это проверить? «Пожелай я испытать вас, а затем вы меня - в колдунах оказались бы мы все».  Лучше нельзя указать на связь пыток и одержимости ведовством. 

В качестве пыток на ведовских процессах обычно использовались сдавливание пальцев в особых тисках, наложение колодок на ноги или пытка обвиняемого на дыбе
В принципе пытки на ведовских процессах не отличались от пыток на обычных процессах. Однако они были более жестокими, длительными и частыми. При этом мужчин раздевали догола или по пояс, а женщин облачали в специальное просторное одеяние. Допрос с пристрастием длился часами, а порой и днями. Начинался он с использования тисков, специальных металлических приспособлений, в которых обвиняемому постепенно сжимали пальцы, вначале поодиночке, а затем все вместе. Если обвиняемый выдерживал эту простейшую пытку, палач надевал на него «испанский сапог» - гнутую металлическую пластину или колодку, которая от вопроса к вопросу все туже затягивалась под голенью. Тому, кто продолжал настаивать на своей невиновности, связывали руки и вздергивали на дыбе - способ, который мог быть ужесточен подвешиванием к телу обвиняемого различных грузов. Не менее мучительным было насильственное растягивание тела с помощью веревочных лебедок - так называемая «растяжка». 

Иезуит Фридрих Шпее фон Лангенфельд (1591 — 1635)

Казнь ведьмы Анны Хендрикс, которую сожгли заживо в Амстердаме в 1571 г. Гравюра голландского художника и поэта Яна Люкейна показывает бесчеловечность и жестокость обвинителей, не знавших жалости к «изобличенным прислужницам Дьявола».

Наряду с «обычными» пытками судьи могли использовать и другие средства. Что тогда делал с обвиняемым палач, какие изощренные методы применял он, истязая свои жертвы на глазах у судей и писарей, бесстрастно восседавших рядом или отправлявшихся, пока суть да дело, перекусить, - об этом мы больше говорить не будем. Достаточно сказать, что участники этой процедуры пользовались любыми средствами, дабы заставить обвиняемых заговорить, и не было пощады никому, ни детям, ни старикам. Зная уверенность судей в своей правоте, трудно представить себе, чтобы нашлись люди, выдержавшие допрос с пристрастием и ни в чем не сознавшиеся. Правда, пользы от этого им все равно было бы немного. Ведь у мучителей хватало фантазии, чтобы в любом случае признать их виновными. Те же немногие, кому удавалось пережить пытки и выйти на свободу, оставались на всю жизнь калеками или душевнобольными.
В разгар охоты на ведьм большинство процессов завершалось смертным приговором. Впрочем, число казней разнилось в зависимости от времени и места проведения процессов. Порой лишь единицам удавалось выйти на свободу после допросов и пыток. Кому же удавалось освободиться? Можно выделить три группы людей, участь которых была различна. Некоторых суд освобождал еще до вынесения приговора ввиду болезни или телесной немощи. Они попадали в богадельни или приюты для неизлечимо больных, где за ними велось пристальное наблюдение.
В другую группу входили мужчины и женщины, которых оправдывали за недостаточностью доказательств. Однако обретенная ими свобода была призрачной, ибо при малейшем подозрении их могли вновь схватить, подвергнуть пыткам, а может быть, и казнить. Несмотря на освобождение, они должны были соблюдать строгие требования. Семейные праздники и публичные зрелища были для них исключены. Многим приходилось жить в своеобразном затворничестве, ибо покидать свой дом и двор им воспрещалось.
К третьей группе освобожденных принадлежали те, кого изгоняли из родных мест. Для них, в особенности для женщин, изгнание часто было равнозначно отсроченному смертному приговору. Нищие и презираемые всеми, скитались они на чужбине, отовсюду их гнали и осыпали проклятиями. Они опускались и кончали свою жизнь где-нибудь в грязи и нищете. Тем не менее изгнание из страны было достаточно мягким приговором, если вспомнить судьбу тех, кому суждено было по окончании жестоких пыток принять мучительную смерть. Счастьем бывало для них, если «княжеской милостью» их предварительно удушали или обезглавливали. Обычно же ведьм сжигали заживо, как требовала статья 109-я «Каролины»: «Всякому, учинившему ворожбой своей людям вред и убытки, надлежит наказану быть смертью, и кару эту должно свершить огнем». 

На этой гравюре Яна Люкейна изображено сожжение 18 ведьм и колдунов в Зальцбурге в 1528 г. Здесь показано, чего добивались охотники за ведьмами: от «проклятого дьявольского отродья» не должно остаться и следа, ничего, кроме пепла, развеянного ветром.
Сожжение ведьм было публичным зрелищем, главной целью которого было предостеречь и устрашить собравшихся зрителей. Издалека стекался народ к месту казни. Празднично одетые, собирались представители местной власти: епископ, каноники и священники, бургомистр и члены ратуши, судьи и судебные заседатели. Наконец в сопровождении палача на тележках привозили связанных ведьм и колдунов. Поездка на казнь была тяжким испытанием, ведь зеваки не упускали случая посмеяться и поиздеваться над осужденными ведьмами, совершавшими свой последний путь. Когда же несчастные наконец добирались до места казни, слуги приковывали их цепями к столбам и обкладывали сухим хворостом, поленьями и соломой. После этого начинался торжественный ритуал, во время которого проповедник еще раз предостерегал народ от коварства Дьявола и его приспешников. Затем палач подносил к костру факел. После того как официальные лица расходились по домам, слуги продолжали поддерживать огонь до тех пор, пока от «ведьминого костра» не оставался один пепел. Палач тщательно сгребал его, а затем рассеивал под эшафотом или в каком-нибудь ином месте, дабы впредь ничто больше не напоминало о богохульных делах казненных пособников Дьявола. В октябре 1517 г. монах доктор Мартин Лютер (1483 - 1546) выступил в Виттенбергском университете со своими 95 тезисами против индульгенций. Посланцы папы Римского утверждали, что, заплатив деньги за индульгенцию, верующий может после смерти сократить срок своего пребывания в чистилище. Этот так называемый «спор об индульгенциях» положил начало Реформации, т.е. преобразованию христианского учения, предпринятому Лютером и приведшему впоследствии к отходу его приверженцев, протестантов, от католической церкви и римского папства. Сегодня слово «Реформация» напоминает нам о победе разума над мракобесием Средневековья и об освобождении: освобождении от устаревших догм и обычаев, от косного образа мыслей. И действительно, Реформация оказала огромное влияние на многие сферы жизни. Однако демонология не входила в их число. Здесь Лютер был привержен старым бредовым идеям. Впрочем, некоторые из них вызывали у него сомнение, например, шабаш и полет ведьм. Но в существовании сделки с Дьяволом, колдовской порчи он не сомневался. «Колдуны и ведьмы, - писал он в 1522 г.,- суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели... понуждают людей к любви и соитию, и несть числа проискам Дьявола». Лютер был сторонником сурового наказания для ведьм и колдунов, следуя, подобно своим католическим противникам, Ветхому Завету: «Ворожеи не оставляй в живых» (Исх. 22, 18). И словно в подтверждение, в 1540 г. в Виттенберге, «столице Реформации», с особой жестокостью сожгли ведьму и трех колдунов. После смерти Лютера в протестантских областях Германии охотники за ведьмами безумствовали так же, как и в землях, оставшихся католическими. Некоторые реформаторы даже почитали охоту на ведьм святым долгом властителей перед Богом. Так, в лютеранских курфюршествах Саксонии и Пфальце, а также княжестве Вюртемберг в 1567 -1582 гг. появились собственные законы о ведьмах, куда более суровые, чем соответствующие статьи «Каролины».